В си бо времена и в лѣта приключися нѣкоему новгородцю приити в Чюдь, и прииде къ кудеснику, хотя волъхвованиа у него; онъ же по обычаю своему нача призывати бѣсы въ храмину свою. Новгородцю же сѣдяще на празѣ тоя храмины, кудесъникъ же лежа оцѣпѣвъ, и шибе имъ бѣсъ. Кудесникъ же, въставъ, рече к новъгородцю: «Бози не смѣють приити: нѣчто имаши на собѣ, его же боятся». Он же помяну на собѣ крестъ; и, отшед, постави кромѣ храмины тоя. Он же нача изнова призывати бѣсы; бѣсы же, мечтавше имъ, повѣдаша, что ради пришелъ есть. Посемъ же поча прошати его: «Что ради боятся сего, егоже носимъ на собѣ креста». Он же рече: «То есть знамение небеснаго бога, его же наши бозѣ боятся». Он же рече: «То каковѣ суть бози ваши и гдѣ живут». Он же рече: «бози наши живут въ безднахъ; суть же образомъ черни и крилатѣ, хвосты имуще; въсходят же и под небо, слушающе ваших богъ: ваши бо бозѣ на небесѣ суть; и аще кто умрет от ваших людии, то возносимъ есть на небо; аще ли от наших людии умираеть, то носимъ есть нашим богомъ въ бездну». Якоже и есть: грѣшницѣ въ адѣ суть, ждуще мукы вѣчнои; а праведницѣ въ небесномъ жилищи въдворяются съ аггелы. Сица ти есть бѣсовьская сила и лѣпота и немощь; тѣм же прельщають человѣкы, веляще имъ глаголати видѣниа, являющеся имъ; не свершеным вѣрою, являющеся во снѣх, инѣмь мечьстѣ; и тако волхвуют научениемъ бѣсовьскымъ. Паче же женами бѣсовьская волшвениа бывают: искони бо бѣсъ прельсти жену, сия же мужа своего; тако сии роди много волхують жены чародѣиствомъ и отравою и инѣми бѣсовьскыми козньми. Нь и мужи прелщени бывають от бѣсовъ невѣрьнии; яко се в первыя роды: при апостолехъ бо бысть Симонъ волхвъ, иже творяше волшество: псомъ и глаголати человѣческымъ гласомъ; еще ѣже и самъ премѣняшется, ово старъ, ово млад, оволи иного премѣняше во иного образъ, въ мечтании сице творяше; Аини и Абри волъшвениемъ чюдеса противу Моисѣеви. Нь и Конопъ творяше мечтаниемъ бѣсовьскымъ, яко и по водамъ ходити, и ина мечтаниа творяше, бѣсомъ льстимъ, на пагубу собѣ и инѣмъ.

Сице бѣ волхвъ въсталъ при Глѣбѣ в Новѣгородѣ; глаголашеть бо людемъ, творяся акы богъ, и много прельсти, мало не всего града: глаголашеть бо, яко провѣде вся, и хуляшеть вѣру крестияньску, и тако глаголаше, яко «Преиду по Волхову пред всѣми людьми». И бысть мятежь въ градѣ великъ, и вси яша ему вѣру, и хотяху побити епископа Федора. И епископъ же Федоръ, вземши честныи крестъ и оболчеся в ризы, и ста пред народомъ, и глагола им: «Аще хощете вѣру няти волхву, тои за него да идет; аще ли вѣрует къ кресту, да идеть к нему». И раздѣлишася на двое: а князь Глѣбъ и дружина его сташа у епископа, а людие вси идоша за волъхва; и бысть мятежь междю ими. Глѣбъ же, въземъ топоръ под скуд, и прииде къ волхву, и рече ему: «То вѣси ли, что утро хощеть быти, что ли вечеръ». Он же рече: «Провидѣ вся». И рече Глѣбъ: «То вѣси лѣ, что ти днесь хощеть быти». Он же рече: «Чюдеса велика створю». Глѣбъ же, выимя топоръ, ростя и, и паде мертвъ; и людье разидошася. Он же погыбе душею и тѣломъ, предавъся диаволу.

В си бо времена и в лѣта приключися нѣкоему новгородцю приити в Чюдь, и прииде к кудеснику, хотя влъхованиа от него; он же по обычю своему нача призывати бѣсы в храмину свою, новгородци же сѣдяше на порозѣ тоя храмины, кудесник же лежаше оцепѣвь, и шибе им бѣсъ. Кудесникь же, встав, рече новгородцю: Бози не смѣют приити, нѣчто имаши на собѣ, егоже боятся. Он же помяну на собѣ крестъ, отшед и постави и кромѣ храмины тоя. Он же нача опять призывати бѣсы; бѣси же, метавше им, повѣдашя, что ради пришелъ есть. По сем же нача въпрошати его: Что ради боятся его, егоже носимь на собѣ крестъ. Он же рече: То есть знамение небеснаго Бога, егоже наши бози боятся. Он же рече: То каци суть бози ваши и где живут. Он же рече: Бози наши живут в безднахъ, суть же образом черни и крилати, хвосты имуще; въсходять же и под небо, слушающе ваших Богъ, ваши бо Бози на небесѣх суть; и аще кто умрет от ваших людии, то възносимь есть на небеса; аще ли от наших людии кто умирает, то носим есть к нашимъ богомъ в бездну. Якоже и есть; грѣшници бо въ адѣ суть, ждуще мукы вѣчныа, а праведници въ небесномъ жилищи въдворяются съ ангелы. Сицева бо ти есть бѣсовскаа сила и лѣпота и немощъ; тѣм же прелщают человекы, не веляще им глаголати вѣдѣниа, являющеся им; несъвръшеным вѣрою являющеся въ снѣх, инѣмь в мечтѣ; так влъхвуют научением бѣсовскым. Паче женами бесовскаа влъшениа бывают; искони бо бѣс жену прелсти, си же мужа; такоже в сиа роды многыя жены влъхвуют чародѣиством и травою, и иными бѣсовскыми козньми. Но и мужи прелщени бывают невѣрнии от бѣсов, яко се в первыа роды; при апостолѣх, бо бысть Симон влъхвъ, иже творяше влъшебствие: псом глаголати человечьскы, и сам примѣняшется, ово старъ, ово млад, ово ли иного премѣняше въ иного образ, в мечтании сице творяше; а инии маврии влъшебством чюдеса творяху противу Моисиови, но и Куноп мечтание творяше бѣсовскаа, яко и по водам ходити, и ина мечтаниа творяше бѣсом лстимь, на пагубу собѣ и иным.

Сицево бо влъхвъ встал бѣ при Глѣбѣ в Новѣгородѣ, глаголашет бо людемь, творяся яко Богъ, и многы прелсти, мало не всь град, глаголашет бо, яко провѣдѣ вся, а христианскую вѣру, глаголаше, хуля; и рече, яко Преиду Влъхов пред всѣми. И бысть мятеж въ градѣ, яко вѣру вси яшя ему, и хотяху побити епископа Феодора; епископъ же взем крестъ, и облъкся в ризы и, ста, рек: Иже хощете вѣру яти влъхву, то за нь да идет; аще ли не вѣрует, то къ кресту идет. И раздѣлишася надвое: князь бо Глѣбь и дружина его идошя и сташа у епископа, и людие вси идоша за влъхва; и бысть мятеж велик межи има. Глѣбъ же, възмя топоръ подъ скутом, прииде к волхву и рече ему: То вѣси ли, что хощеть утро быти, что ли до вечера, провѣдѣ вся? И рече Глѣбь: То вѣси ли, что хощет быти днесь? Он же рече: Чюдеса велика створю. Глѣбь же, выем топоръ, и разсѣче и, и паде мертвъ, и людие разидошяся, он же погыбе тѣлом и душею, предався диаволу.

В си бо времена, в лѣта си приключися нѣкоему новогородьцю приити в Чюдь, и прииде къ кудеснику, хотя вълхвования от него. Он же по обычаю своему нача призывати бѣси въ храмину свою, новогородьцю же сѣдящу на празѣ тоя храмины. Кудесникъ же лежааше, оцѣпѣвъ, и шибе имъ бѣсъ. Кудесникъ же, въставъ, рече къ новугородьцю: «Бози не смѣютъ приити, нѣчто имаши на себѣ, его же боятся». Он же, помянувъ на себѣ крестъ и отшедъ, постави кромѣ храмины тоя. Он же начатъ изнова призывати бѣсы. Бѣсъ же, метавше имъ, повѣдаше, что ради пришелъ еси. По семъ же поча прашати его, что ради боятся его, иже носимъ на себѣ крестъ?». Он же рече: «То есть знамение небеснаго Бога, его же носиши, и наши бози боятся его». Он же рече: «Каковы суть ваши бози?». Он же рече: «бози наши въ безднѣ живуть. Суть же образомъ черни и крилати, хвосты имуще. Въсходять же и под небо, слушающе вашихъ богъ, ваши бо бози на небеси суть. И аще кто умреть от ваших людии, то възносимъ есть на небо, аще ли от нашихъ людии умираетъ, то носимъ есть нашимъ богомъ бываеть въ бездну», яко же и есть: грѣшници бо въ адѣ суть, ждуще мукы вѣчнои, а праведници въ небеснѣмъ жилищи въдворяются съ аггелы. Сица ти есть бѣсовьская сила и лѣпота и немощь. Тѣм же прельщають человекы, веляще имъ глаголаати видѣния, являющеся имъ несвершенымъ вѣрою, являющеся въ снѣх, инѣмъ въ мечтѣ, и тако вълхвуютъ научениемъ бѣсовьскымъ. Паче же же нами бѣсовьская волъшвения бываютъ, искони бо бѣсъ прельсти жену, си же мужа тако. Сии роди много вълхвуютъ жены чародѣиствомъ и отравою, и инѣми бѣсовьскыми козньми. Но и мужи прельщени бываютъ от бѣсовъ, невѣрнии, яко се въ первыя роды при апостолѣхъ бысть Симонъ вълховъ6, иже творяше вълъшебьствомъ псомъ глаголати человеческыи, и самъ пременяшеся, ово старъ, ово младъ, ово иного пременяше въ иного образъ, въ мечтании сицем творяашеь. А инии Замбри вължебьниемъ чюдеса противу Моисиови створяаше, но и Конопъ творяаше мьчтаниемъ бѣсовьскымъ, яко и по водамъ ходити, и ина мечтания творяаше бѣсомъ льстивым на пагубу себѣ и инымъ. Сице бѣ вълховъ въсталъ при Глѣбѣ в Новѣгородѣ, глаголлааше бо людемъ, творяашеся, акы богъ и многы прельсти, мало не весь градъ. Глаголашеть бо, яко провидѣ вся, и хуляшеть вѣру хрестияньскую. Глаголаша бо, яко «преиду по Волхову предъ всѣми».

И бысть мятежь великъ въ градѣ, и вси яша ему вѣры, и хотяаху побити епископа Феодора. И епископъ же Феодоръ, вземъ крестъ, облекъся в ризы, ста, рекъ: «Иже хощете вѣру яти вълхву сему, то за нимъ идеть. Аще ли вѣруютъ къ кресту, да идетъ по немъ». И раздѣлишася надвое: князь Глѣбъ и боляре его сташа у епископа, а людие вси идоша за волхва. И бысть мятежь межии людии. Глѣбъ же вземъ топоръ по скутъ, и прииде къ волхъву и рече ему: «То вѣси ли, что утро хощеть быти, или что вечеръ?». Онъ же рече: «Вѣмъ все». И рече Глѣбъ: «То веси ли, что ти день хочетъ быти?». Он же рече: «Чюдеса велика створю». Глѣбъ же, выня топоръ, ростя, и паде мертвъ, и людие разидошася, он же погыбе душею и тѣломъ, предався дияволу.

Въ си бо времена и въ лѣта приключися нѣкоему Новогородцу приити въ Чюдь, и приидекъ кудеснику, хотя вльхвованиа отъ него; онъ же, по обычаю своему, нача призывати бѣсы вь храмину свою. Новогородцу же сѣдящу на празѣ храмины тоа, кудесникъ же лежаше оцепенѣвь, и шебе имъ бѣсь; кудесникъ же въставъ, рече Новогородцу: «бози не смѣютъ приити, нѣчто имаши на себѣ, егоже боятся.» Онъ же помянувь на себѣ кресть, и отшедъ постави кромѣ храмнны тоа; онъ же начатъ изнова призыватп бѣсы, бѣси же метавши имъ повѣдаша, что ради пришелъ есть. Посемь же начатъ въпрашати его: «что ради боятся, его иже бѣ носимъ на себѣ креста?» Онъ же рече: «то есть знамение небеснаго Бога, егоже носиши, и наши бо бози боятся его.» Онъ же рече: «каковы суть бози ваши и где живутъ?» Онъ же рече: «бози наши живуть въ безднѣ; суть же образомъ черни и крилати, и хвосты имуще, въсходять же и подъ небо, слушающе вашихъ богь; ваши бо бози на небеси суть, и аще кто умреть отъ вашихъ людии, то възносимъ есть на небо; аще ли отъ нашихъ людеи умираетъ, то носимъ есть нашимъ богомъ бываетъ въ бездну.» Якоже и есть: грѣшници бо въ адѣ суть, ждуще мукы вѣчныа, а праведници въ небеснѣмъ жилищи въдваряются сь аггелы. Сицева ти есть бѣсовскаа сила, и лѣпота, и немощь, тѣмже прелщаютъ человѣкы, веляще имъ глаголати видения, являющеся имь, несьвръшенымъ вѣрою, являющеся въ снѣхъ, инѣмь въ мечтѣ, и тако въльхвують научениемь бѣсовскымъ. Паче же женами бѣсовскаа вльшвениа бывають: искони бо бѣсъ прелсти жену, сии же мужа, тако въ вся роди много вльхвуютъ жены чародѣиствомъ, и отравою, и инѣми бѣсовскыми козньми. Но и мужи прелыцени бываютъ отъ бѣсовъ невѣрнии; яко се въ пръвыа роди при апостолѣхь бысть Симонь вльхвъ , иже творяше вльшебствомъ псомъ глаголати человѣческы, и самъ пременяшется, овогда старь, овогда младъ, овогда иного премѣняаше во иного образъ, въ мечтании сице творяше; Анни и Замбрии противу Моисею вльшвениемъ чюдеса творяху; но и Кинопъ творяаше мечтаниемь бѣсовьскымъ, яко и по водамъ ходити, и ина мечтаниа творяше, бѣсомъ лестимъ, на пагубу себѣ и инѣмъ

Сицевъ же бѣ вльхвъ вьсталъ при Глѣбѣ Святославичѣ въ Новѣгородѣ; глаголаше бо людемь, творяся акы Богъ, и многы прелести, мало не весь градъ, глаголаше бо, яко провидѣ вся, и хуляшетъ вѣру христианскую, глаголаше бо: «яко преиду по Вльхову предъ всѣми.» И бысть мятежъ великь въ градѣ, и вси яша ему вѣры, и хотяаху побити епископа Феодора; епископъ же Феодорь вземь кресть, облькся въ ризы, ста, рекь: «иже хощеть вѣру яти волхву сему, то за нимъ идеть; аще ли вѣруетъ кь кресту, да идеть по немь.»И раздѣлишася на двое: князь Глѣбъ и боляре его сташа у епископа, а людие вси идоша за вльхва; и бысть мятежъ межи людии. Глѣбь же вземъ топорь втаи подъ скутъ, и прииде къ волхву, и рече ему: «то вѣси ли, что утро хощеть быти, или что вечеръ?» Онъ же рече: «вѣмъ все.» И рече Глѣбъ: «то вѣси ли, что ти днесь хощетъ быти?» Онъ же рече: «чюдеса велика сътворю.» Глѣбь же выня топорь, растя его, и паде мертвь, и людие разыидошася; онъ же погыбе душею и тѣломъ, предався диаволу.

Се же лѣто влъхъ явися в Ростовѣ, иже вскорѣ и погыб.